Все может быть. Повезло ему с мамой.)))

Я уже читала это, согласна с Иришкой! Мама у него была очень умная и добрая женщина!

И еще к вопросу книг, чтения, воспитания и литературы.

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.

— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.

— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?

— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн. Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика, беллетристика, фантастика, детектив. Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.

— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.

— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

Майк Гелприн. «Свеча горела»

Неужели мы к этому идем?

Да нет, все будет нормально. Книги печатают, их покупают или читают в интернете. Чаще читают электронку чем бумажную. Я вот люблю бумажную, приходится тратиться. А что делать? И рассказ кончается на позитивной ноте. Дети пришли обучаться.)))

Очень многое зависит от семьи, от нас, родителей. Одни семьи выкидывают книги,  освобождая место для фэншуистых штучек, другие их подбирают и пристраивают, как бездомных четверолапых .

В школах программы урезают по "самое не могу" в плане литературы и языка...
У меня младшая дочь знала наизусть письмо Татьяны на...английском!!! и не знала на русском!!!!!
я когда это обнаружила, была просто в шоке!

Будем стараться прививать любовь к чтению. Но смотрю по внуку младшему, не очень он рвется ни читать, ни слушать чтение. Может мал еще?

может книжка интересная еще не попалась?

Я уже где-то писала про внука.Не любит читать,читает только то,что по программе положено.А уж как мы старались с дочкой привить ему любовь к чтению!На ночь читали,интересные книги подсовывали.Начинали читать вместе,думали заинтересуется-дальше сам продолжит.Увы...А внучка читает.

У меня дочка начала читать в 3 года. Мы с ней читали Белоснежку и семь гномов. Абзац я, строчку она. Так и втянулась. На даче бабки в деревне приносили ей газеты, чтобы она им читала. Ну, не статьи хотели узнать, просто в шоке были, что такая мелюзга читать умеет. Мальчишки многие в 3 года еще не разговаривают. Помню, прочла слова Ельцин и коньяк. Бабули были в отпаде. Я старалась на самом интересном месте в книжке отвлечься, а ей не терпелось узнать, что дальше и читала. У коллеги на работе сын 11 лет совсем не хотел читать. Я ей дала очень интересную книжку для мальчиков (она и мне была интересна) "Шел по городу волшебник". Я была уверена, что заинтересуется. А ни фига. Не увлекся. Конечно, трудно с такими. И знаю, что они всю школу со слезами проходили. Наверное, помимо воспитания, что-то у ребенка уже заложено в генах.

Наверное,мальчики по-другому устроены.У моих девочек не было проблем ни с чтением,ни с учебой вообще.С сыном по-другому.Его всегда интересовали только самолеты,космос и история.Читал книги только по этой тематике.Никаких волшебников изумрудного города,никаких Алис,никаких путешествий Нильса.Зато много знает про марки самолетов,про конструкторов,про битвы со шведами,про ВОВ,про героев и предателей.В детстве занимался в Доме творчества,строил модели самолетов,Буранов,делал всякие экспозиции боев,даже побеждал в конкурсах.И похвастаюсь-мне на пятидесятилетие подарил великолепную модель парусника,сделанную своими руками.Я всегда любила парусники (с алыми парусами )
Но вот внук,кроме комиксов ничего не читает! А после сложного перелома руки теперь и спортом не занимается.Бездельничает.Меня это очень беспокоит.Только компьютерные игры.

Бывает, начинают читать то, что советуют школьные авторитетные друзья.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку] пишет:

Но вот внук,кроме комиксов ничего не читает! А после сложного перелома руки теперь и спортом не занимается.Бездельничает.Меня это очень беспокоит.Только компьютерные игры.

Вот и пусть лучше на компьютере играет, комиксы, мультики, камеди-клаб, вместо руки ломать, гулять без присмотра, искать приключений на голову в экстремальных условиях, мал ещё слаб, без присмотра и страховки взрослыми никак.

«Дети – это ангелы и по мере того, как растут их ножки, усыхают их крылышки»................ @ Дональд Винникот

Ечть одно место в рассказе, которое меня смутило.

"Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это." - это да. это и сейчас актуально )))

"Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. " Судя по тому, что я вижу техническая литература тоже не очень-то пользуется спросом.. Как-то сейчас учатся... не обращаясь к первоисточникам. Но пожалуй, да техники немножко больше. Но немножко.

Но это придирка.

Я понимаю, что я технарь. Если дать мне достаточно времени, то я, скорее всего, смогу объяснить почему гомоморфный образ группы изоморфен фактор-группе по ядру гомоморфизма. Я помню десяток языков программирования, а если какого не знаю, то с книжкой часа через три начну понемногу писать и на нём. Мне кажется, я понимаю смысл, когда говорят, что размерность пространства в окрестностях Солнечной системы приближается к числу "пи".

Когда я общался с гуманитарием, то видел, что он умеет разговаривать на четырех языках, что он может объяснить чем отличается творчество Мане от творчества Моне, что он может рассказать, как проявляется солипсизм архитектора в здании Кёльнского собора.

Только на этой неделе при разговоре со мной молодый люди удивлялись, что человек (то есть я) помнит без всякой необходимости, что атомный вес азота 14, что ТВЭл - конструктивный элемент ядерного реактора, и что если чудо-женщина неуязвима для пуль, то ей крайне трудно будет надеть сережки.

То есть сейчас если человек знает, что пятью шесть тридцать, то он технарь. Если не знает - он гуманитарий.

Согласна с Олюшкой: главное настрой в семье и собственный настрой! Но это не повод для суицида.

Я сам пошел в школу с шести лет. И у меня оказался запас времени до армии. Но я его разбазарил. год проучился в вузе, потом перестал, год проработал грузчиком и потом пошел в армию. Да на три года.
А потом поступил и закончил вуз. Дневное отделение. С красным. И находил какой-то шарм, что на шесть лет был всех старше. И мозгов стало к тому времени больше.

И, вспоминая свою юность, и разговаривая с нынешними, сильно предполагаю, что бедная девчонка думала не "Я не сдала экзамен - жизнь не удалась, все кончено", а "я не справилась, я не достойна жизни - я всех подвела, мои родственники страшно разочарованы, что я никуда не гожусь".

Ну да, ей взрослые такой посыл сами дали.

Тот случай, когда детям можно приврать
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]
Говорить детям неправду, когда они маленькие, не самая плохая идея: вера в Деда Мороза никому ещё особо не навредила. К тому же подобные выдумки могут вдохновить малышей на магию, доступную только детям, без которой детство не детство. Иногда разного вида ложь скрывает от детей ту информацию, к которой они ещё не готовы и не должны быть готовы. Но то, как изворачиваются родители, уходя от вопросов и отвлекая любопытный детский ум, достойно отдельной премии!

***

Когда я была маленькой девочкой, мой отец брал стремянку, ставил её на лужайку, потом выводил меня поздним вечером из дома и говорил, что повесил Луну на небо специально для меня. Я верила ему в течение многих лет. Его уже давно нет, и каждый раз, когда я смотрю на Луну, я думаю о нём.

***

Моя мама любопытным образом промывала мне мозги в детстве. Она оставляла все сладости в открытом доступе, позволяя мне брать их в любой момент. Зато она постоянно прятала все овощи и говорила, что я буду получать их лишь иногда в качестве особого блюда. Это работало. Когда мне было 6, я просила брюссельскую капусту на свой день рождения, а не торт.
***

Я говорила своей совсем маленькой дочери, что, когда она врёт, на её лбу появляется яркое красное пятно. Это отлично работало, я точно знала, когда она врёт, потому что в таких случаях она сразу же тянулась рукой ко лбу.

***
Папа говорил, что если я нажму на определённую кнопку на пульте, наш телевизор взорвётся. Повзрослев я отважилась однажды всё-таки нажать на эту кнопку. Это был канал для взрослых.
***

А меня старшие сестра и братья приучили раз и навсегда содержать в порядке шкаф с вещами. Мне было лет пять, но я отлично помню все мельчайшие подробности того дня. Мне несколько раз говорили о том что надо навести порядок в тумбочке, сложить мои вещи. В ответ игнор.Открывается дверь и заходит " дядька с кочегарки", в руках держал мешок , прикрывая им лицо. Грубым голосом сказал , что если я не приберусь в тумбочке, он посадит меня в мешок и унесет в кочегарку.Порядок навелся моментально. До сих пор помню свою обиду на родню, которая хихикала и перемигивалась.Как оказалось, зная мой страх перед мрачной кочегаркой,они попросили одноклассника сыграть роль дядьки из кочегарки. Мне уже 45лет , во всех шкафах идеальный порядок.

***

А меня папа обманул с гречкой и рисом. Я была маленькой и не ела гречку. Я просила рис. Тогда папа сообщил мне, что рис едят китайцы, корейцы и японцы, от этого у них узкие глаза. А кто ест гречку-у того глаза круглые и большие. Я после этого ела только кашу гречневую с молоком.

***

Меня уверяли, что детей покупают в больнице. И женщины должны потолстеть, чтобы доказать, что они смогут хорошо кормить ребёнка.

***

Мои родители говорили мне и моему брату, что у нас был ещё один брат, который превратился в гриб, потому что не мылся. Его фотография даже есть в семейном альбоме.

Ложь во благо!

hoho: Даже фотография гриба в семейном альбоме в качестве доказательства.

Мне понравилась ложь про рис и гречку. Если бы раньше про нее знала,внука научила бы гречку есть.А то у него одни макароны и рис в почете. ulybka:

Так не всем это еще и прокатит.